я хватаюсь обеими руками за два твоих слова
два слова, что сильнее мышц
сильнее морских узлов
сильнее
чем
я

я хватаюсь за эти слова, но они выворачиваются, стирают пальцы, ускользают
хватаюсь и как будто все равно выпускаю из рук

я хватаюсь за эти слова, пытаюсь вдохнуть их, проглотить их, втереть их в себя, чтобы оставить насовсем
но они не поддаются мне

я хватаюсь за эти слова, хотя и нельзя держаться на одних только словах целую вечность

и рано или поздно я их таки отпущу
и пойму, что могу устоять и без них.

- под хорошую музыку и порыдать не стыдно. какой же, сука, баритон.
Авель закуривает. Все его белые полосы начинаются с дорожки порошка и заканчиваются черными порезами от бутылок.
Дурной.
Идиот даже.
Но музыку слушает прекрасно.

освободиться от страха смерти.
принять жизнь изменчивой.
использовать то, что дано, не отчаиваясь, если отберут.
жить, надеясь на лучшее.
выкинуть дурные мысли, успокоить беспокойный ум.
очистить счастье от примесей.
улучшать то, что есть.
создавать новое.
творить добро.
быть в мире с самим собой
ради
мира вокруг себя.

Когда ты закрываешь глаза
По ту сторону горизонта
Кто-то не дремлет вовсе

Когда ты делаешь вдох
По ту сторону правд
Кто-то давно затаил дыхание

Когда ты делаешь шаг
По ту сторону мира
Кто-то стоит на месте
И думает
Что ты идешь в бой

По легенде маленький Будда был полностью огражден от всего злого в мире и только сбежав из своего замка впервые увидел боль, нищету и насилие.
В 5 лет я впервые сбежала от присмотра гувернантки. Меня увлекли за собой старшие дворовые мальчишки.
Мы добежали до маленького недостроенного домика, в котором они обустроили себе игровую. Один из них, самый старший, по имени Вольф (уверена, то было выдуманное прозвище) достал спички и велел остальным найти два кирпича. Мы поставили их параллельно друг другу, а между ними развели огонь.
Вольф поставил на кирпичи железную кастрюльку, налил воды и бросил туда пойманного в речке рака. Он стал рассказывать, что через полчаса обычный рак станет настоящим деликатесом, хвастался, каким трудом он его поймал. Мальчишки слушали с восхищением, раззинув маленькие беззубые рты.
А я смотрела, как бедный рак изо всех сил пытался выбраться, но беспомощно сползал вниз. Вода нагревалась медленнее стенок кастрюли и этот жар надвигался на него со всех сторон. Ему было больно, он корчился и барахтался. Я не выдержала, пнула кастрюлю изо всех сил так, что она отлетела к стене и вода вылилась из нее вместе с раком. Слезы подступили к горлу. Я побежала. Меня обозвали глупой девченкой.
После я полвчила оплеух и от гувернантки. У нее появилось пару новых седых волос.

Вечером мне было очень страшно и грустно. Я рассказала обо всем маме. Она спокойно ответила:
- Просто раков надо кидать сразу в кипяток, тогда они не мучаются.

Я больше никогда не ела раков.

Все смешалось, как краски на палитре, если оказываются слишком близко друг к другу.
Вроде бы только что все у нас еще было, а прямо сейчас ничего больше нет.
Просто черный любую краску делает мутной, темной.
И как их снова разъединить?

На каждой улице каждого города на земле живет художник.
Просто на каких-то улицах даже сами художники не знают, что они художники. На каких-то - вся улица знает, кто у них талант. А на каких-то вся улица - споошные художники.
Мы жили именно на такой.
Марк быстро нашел друзей - тут все были чем-то на него похожи: молоды, безрассудны, свободны и в краске.
Особенно по духу ему пришелся Иван.
Иван - не то музыкант, не то писатель, не то зачинщик протестов. Всегда ходил в одном и том же, синяки на нем никогда не успевали зажить полностью, а сердце никогда не бывало свободно.
В один из тех понедельников, когда утро не бывает добрым, Иван приехал к нам на своем старом ворованном вольво. Эту машину я узнавала по звуку всегда безошибочно - так мотор матерится перед кончиной.
Марк, едва протерев глаза, открыл входную дверь и обратно залез под одеяло. Сидим, греемся, ждем.
Иван вошел молча, направился к подоконнику, взял чашку с недопитым чаем, долил в нее коньяку из своей бутылки.
- Завтра начинаю жизнь с чистого листа.
- Что не так со старым?
- Закончился. Исписался. Порвался в конце то концов!
Марк повернулся к стене и укрылся по уши - ничего нового не случилось. Все идет своим чередом. Новая жизнь начинается только завтра. Сегодня можно и выспаться.

Притворяйся, пока не станешь.
Моя последняя роль - слепой, ищущей себя, свой путь, свою любовь и свои свитера наощупь.
Дома как будто бы все знаю. Завязываю глаза и как будто в невесомости. Голова тянется к земле, как ошалелая.
Иду на кухню. Ударяюсь мезинцем (возможно удариться об угол стола каким-то другим пальцем вообще?). По звуку определяю холодильник, по памяти нахожу яйца.
Не понимаю, налила ли масла на сковородку. Шмякаю яйца - шипят вроде, хотя одно из них точно упало мимо.
По слегка горелому запаху понимаю, что готово.
Пробую - солила мимо сковородки.
Достаю свежий багет из Дедовой полки.
Он гораздо вкуснее с закрытыми глазами, попробуйте.

Всему хорошему, что ты хочешь пригласить в свою жизнь, надо освободить место. Хорошее не затащишь в забитую маршрутку. Хорошее ждет тут, в которой есть место у окна.
Так вот, если ты хочешь одно, а набиваешь свою маршрутку другим, может стоит сделать остановку и выпустить лишнее?

Все халаты у бабушки с большими карманами. Все, что ей Бог посылает - она берет с собой. Красивый камешек? В карман. Лечебная трава? В карман. Вишня доспела - в карман. Конфета осталась - тоже в карман. И ходит она всегда с этими полными карманами аж синяки на ногах понабивала, но ничего не выбрасывает. А вдруг понадобится? Даже дома на вешалке у нее висит ряд халатов и курток - все с набитыми карманами.
Однажды карман у бабушки порвался и оттуда, помимо всяких фантиков, сухоцветов, косточек и крошек, выпал маленький кокон. Выгревшись на солнце, из него появилась бабочка. Мы с большим интересом наблюдали, как она впервые потирает свои лапки и с трудом расправляет крылья. Взлететь у нее получилось не сразу, мне очень захотелось помочь, но бабушка сказала, что так она никогда не научится и я сдержалась. Вскоре бабочка улетела.
Бабушка зашила карман и первым делом положила в него разрушенный кокон.

вскоре мы оба стали худыми. его ребра напоминали горы, мои позвонки - бусины.
не знаю, на каком топливе мы тогда жили, но после длинного рабочего дня, нам почти всегда хватало сил танцевать на подоконнике, чтобы ненароком не перевернуть баночки с растворителем.
иногда к нам в гости приходил Авель - друг Марка. он был такой же худой, как и мы, но скрывал это слоями обьемной одежды. больше мы, казалось, ничем и не отличались.

Дед встает посреди ночи и несколько часов пишет письма маме. Потом крепко спит до самого утра.
Половину тысячелетия назад люди так и спали. "Первый" и "второй" сон - так это называлось. Только они, эти люди, в перерывах читали, болтали, занимались любовью или молились. Дед же изливает душу. Потому что спокойный сон приходит только в пустую голову.

Каждый вечер, изрядно уставшая, забираюсь к нему на колени, утыкаюсь носом в щеку и просто дышу. Ровно так, размеренно. Аж пока по голове не погладит. Тогда мурлычу, как кот.
Мы давно кота хотим, но нам с ним будет хорошо, а ему у нас - врятли. Краска и растворители на полу - не лучшая среда, знаете ли. Вот и не заводим.
- Я очень устала, Марк.
- Знаю, милая, знаю. Но, знаешь, если бы я рисовал тебя, то мешков под глазами у тебя не было бы.
- А что было бы?
Улыбается. Все, что касается его картин, даже не нарисованных, - его эндорфины.
- Я бы никогда не ограничился лишь одной твоей картиной. Ты - целая выставка. Потому что постоянно разная. Ты актриса, Лилит. И рано или поздно ты и сама это поймешь.

- Я бы не допустил ни одного нарцисса и близко к управляющим должностям. Лучше уж истероидов, чем нарциссов!
- Почему?
- Истероиды умеют сострадать.

Правильно театрально смеяться - смеяться диафрагмой.
Плакать - без слез. Быть всегда за секунду до.
Говорить - громко. Падать - камнем.
Меняться - быстро.
Выходить на поклон.