Не поднимайте ничего с пола. Поднимайте пустые руки вверх, чтобы достать то, что вам действительно нужно.
Это, знаете, мне папа в детстве оставлял сладости на верхней полке, чтобы я поднимала стульчик ( тренировала руки), залезала на него, тянулась на носочках (тренировала ноги) и получала то, чего хочу, самостоятельно. Можно было, конечно, просто достать этот пакет с конфетами маминой гимнастической палкой, они бы упали на пол и мне оставалось их только поднять. Но это было нарушение правил. Это не имело бы никакого смысла в папиной системе.
Так вот, теперь у нас нет таких полок, для которых мне нужен стул. Но привычка карабкаться вверх осталась.

Я пришла домой и было много бардака, но вещей, по сути, уже не было. Дед плакал и качался со стороны в сторону, прижимая коленки к груди. Вены на его руках вздулись. В его комнате было чисто. Это единственное место, в котором еще царил домашний порядок.
В жизни случаются удивительные вещи, которые мы не можем контролировать. Особенно, если слабы.
Воры пришли утром. Мы с Иваном уже ушли, а Дед еще спал. На то, чтобы вскрыть замок, нужно совсем немного времени и шума. Дверь пострадала меньше всего во всей этой истории. Видимо, воры тихо заглянули в комнату Деда и проверили, нет ли там средств связи и передвинули его кресло подальше, предполагая, что он не сможет так встать и останется обездвижен в кровати. Потом его дверь просто заперли снаружи и приступили к обчистке квартиры. Сначала тихо, а потом не стесняясь. Дед проснулся от шума, хотел закричать, но испугался, что его убьют и никто не успеет ему помочь. Наверняка же люди за дверью сильнее и бесстрашнее, чем он, осознающий свою безпомощность. Дед сидел и ждал, пока это все закончится. Он слышал, как награбленное складывают в большие чемоданы, как смеются над моими банками и его записками на стене, как ищут "че пожрать" в холодильнике, как выдергивают шнуры из розеток и как хлопнула входная дверь. Дед плакал, медленно пошёл к окну, открыл его и закричал. Все спешили по делам. Он закричал еще. Кто-то поднял голову, ничего не увидел и пошел дальше. Еще один крик. И еще. Пришел сосед. Отперел Деда. Налил успокоительного. Вызвал милицию. Милиция ехала 58 минут. Полчаса снимали отпечатки. 20 минут составляли протокол. Еще через три часа вернулась я. Через пять - Иван. Дед все время плакал, хотя его вещи были на месте.
Он больше не может защитить ни себя, ни свой дом. Ему нужна опека. Ему нужна мама. Его мама. И нужна защита. Нужен папа. Что-то очень важное сегодня перевернулось вверх дном.

Люблю людей, которые в чем-то разбираются. Поэтому и девушки, знающие толк в сексе, и мужчины, отличающие одну марку авто от другой по звуку мотора, имеют для меня свою привлекательность, потому что могут рассказать что-то такое, чего я раньше никогда не слышала и даже не думала. Их можно увлечь тем, что им нравится и избежать разговоров о дерьмовом правительстве, о ценах на молоко и сахар, о плохих дорогах и дураках на них. А если и не избежать, то даже в этих темах можно будет услышать, по крайней мере, какую-то новую фразу. И это уже не так и плохо. Не так обыденно, что ли.

Учусь быть мобильной, ни к чему не привязанной. Чтобы вещи помещались в один рюкзак. Чтобы в случае быстрого отлета не надо было ни с кем устраивать долгих прощаний и говорить все, о чем долго молчала: все всё знают заранее. Чтобы не надо было постоянно думать о незавершенных делах - ничего не откладывать на потом и не растягивать на целую вечность. Учусь быть мобильной, как бабочка. И практически становлюсь однодневкой.

я не чувствую любви, но можно жить и на другом топливе
мы собираем деньги в общую копилку на большое путешествие в марокко
мы едим сладкое, пьём соки и ходим бегать каждый вечер, чтобы не поправиться. хотя, конечно, иногда он будит меня посреди ночи, потому что проголодался и мы идём пить чай.
мы ходим по магазинам для домашнего интерьера и скупаем всякие милые штуки.
мы молча ездим в маршрутках, потому что слушаем одну музыку.
он делает мне массаж ног, пока я редактирую статьи. я чешу ему спину, когда он пишет свой роман.
он всегда открывает мне дверь и подаёт руку.
я лечу его простуду народными методами.
я радуюсь его подаркам как ребёнок и он чувствует себя настоящим мужчиной.
мы оба любим сыр, сырные шарики и сырную пиццу.
мы любим гулять пешком.
мы честны друг с другом. даже если это не лучшие новости.
мы занимаемся громким сексом.
мы засыпаем в обнимку и это действительно удобно и тепло.
и пока совсем не важно, что у меня нет никаких бабочек в животе.
зато у меня есть человек, с которым я чувствую себя красивой девушкой в полной безопасности от всяких бед.

О войне я узнала в поликлинике, когда стояла в длинной очереди за скидочными талонами на лекарство. Толпа людей тянулась через весь коридор: от крошечного окошка выдачи талонов и до больших белых дверей стоматологического кабинета. Маленькая бабушка в чёрной платочке сидела на полу и разговаривала с другой такой же старушкой, но в желтом платке. Они были похожи на матрешки.
- Ходила в церковь. Молилась весь вечер. Потом женщина, которая свечи продаёт, спросила, за что я молилась. Говорю: "За здоровье, за мир, за покойного мужа и за солдата черноволосого". А она мне сходу :" Так вы не там свечки за это поставили. За упокой вон там, а за здравие в другом конце храма". Ну, что поделать, купила ещё свечек, поставила правильно… - сказала бабушка в чёрном платке.
- А муж то давно умер? Тяжело без мужа то? Мы с моим уже 47 лет живем под одной крышей, а до сих пор привыкнуть друг к другу не можем, - ответила ей та, что в желтом платке.
- Тяжело… Он у меня лежачий был, шесть лет назад парализовало… Витей звали. Жили мы себе вдвоём, дети поразлетались, как птички, по большим городам. Огород у нас был, мы там картошку сажали, огурцы, помидоры. Витя любил это дело, даже журналы по садоводству выписывал. Сядет, очки напялит и читает, что там чем удобрять. А потом несчастный случай… Даже вспоминать не буду, просто жизнь наша поменялась… Он лежал, и я рядом с ним. Картошку мне одной тяжело растить было, так я все цветами да клубникой засеяла. А Витя клубнику страшно любил, да такая она красивая у меня росла, как на картинках с семенами! Вот это хвостики поотрываю, сахарком посыплю, сметаной залью, сядем вечером перед телевизором, за руки держимся, свободными руками клубнику в рот пихаем и как будто и не старые вовсе… Дети с улицы постоянно перед первым сентября за цветочкам для учителей ко мне походили, я им букеты целые нарезала, ленточками перевязывала… А потом началась война эта, самые умные самыми первыми уехали, за ним следом и другие… Так то тихо было, но от греха подальше чтоб. Я молилась и верила, что это все закончиться гораздо раньше, чем до нас дойдёт. Но однажды под вечер начался кошмар. Вокруг свистело, грохотало, люди убегали, уезжали, дома рушились. Взрывалось где-то каждые минут 15-20. Витя лежал, плакал. Кричал, чтоб бежала, соседи звали к ним в машину. И я плакала, но за кровать уцепилась и ни шагу не отошла. Страшно было. Сидела и просто ждала, когда снаряд прилетит к нам. Аж пальцы холодели. Взрывом снесло нашу кухню… Но спальня осталась на месте, просто без окон. Видимо, через эту дырку вместо окна и покинула душа тело моего Витюши… Не выдержало сердечко… На следующий день приезжали солдаты, тела искали наверное. Нашли меня, к детям доправили. Я плакала, аж пока не уснула. Проснулась - проехала полпути. Снова заплакала. До сих пор по ночам плачу…
Я стояла и тихо втирала свою слезу. Только ради любви и стоит жить. Только за любовь и стоит умирать.

Пост вообще не в моем стиле, но такой счастливой с утра я давно себя не чувствовала.
Сессия закрыта, запястье правой руки понемногу перестает болеть, я выспалась, позавтракала, по всей моей маленькой однушке разбросана бумага, скотчи, грунтовка, холсты и т.д. - день доя абсолютного творчества. А как начался ваш день?

Счастье требует усилий. Тот, кому тяжело в своем страдании, иногда даже не догадывается, каким потом и кровью заслужено счастье улыбающегося соседа.
Я свое счастье выгрызала кусок за куском несколько долгих лет. И теперь отчаянно охраняю эти куски.
Сдаться после первого неутешительного диагноза и жалеть себя до посинения - легко. Взять себя в руки, принять все "нельзя" и "надо", чтобы в конце концов выдохнуть на выходе из поликлиники и долгое время там больше не появляться - тяжело.
Разочароваться в мужчинах после того, как тебе разбил сердце один и ждать ответа всех подвоха - легко. Набраться терпения, смелости и силы, чтобы снова доверять, но быть более искусной и желанной, но по итогу получить ту детскую сказку о принцессе и принце - стоило большой душевной работы.
Принять, что какое-то ремесло тебе не дано и заняться чем-то, что подходит любому хоть слегка неглупому человеку - гораздо проще, чем сутками напролет долбиться всем телом в закрытую дверь, но рано или поздно почувствовать, как она поддалась и открылась, войти в нее и получить весь кайф от того, что оказался на своем желанном месте.
Принять несовершенство мира, осознать свою небезупречность и пожаловаться об этом хорошему другу - легко. Но иногда нужна огромная сила, чтобы увидеть что-то хорошее в самом сером дне, подарить какой-то свет сидящему рядом, сделать шаг навстречу и таки начать менять этот мир к лучшему.
Счастье требует усилий. Страдание требует слез. А чего требуешь ты?

Шла по городу с красивой красной коробочкой. На коробке - бант, такой, знаете, как детям на первое сентября завязывают. Наверное, люди думали, что я иду к кому-то на праздник. Ничего подобного.
Это было обдуманное решение. Я давно с ним смирилась даже. Но это как со смертью - все мы хоть раз да смело о ней рассуждали, особенно если она еще ни разу нам не грозила.
Пока непривычно. Мужчины больше не смотрят мне вслед. Женщины смотрят, но как на дуру. Перестала чувствовать себя красивой. Думаю, это временно.
Видела бы меня мама сейчас с этой коробкой, она бы плакала. Она всегда плачет, когда ничего уже нельзя поделать.
Когда дошла до нужного места, немного подкосились коленки. Но сворачивать было глупо. Мастер открыл коробку. Там лежали мои волосы. У кого-то будет прекрасный парик. У меня - деньги на начало новой жизни.

Когда мне было 15, я впервые серьезно засомневалась в религии и Боге. Ни одна библейская запись не казалась мне в тот момент хоть сколько-нибудь правдивой. Тогда я решила дать Богу внутри себя последний шанс и отправилась совершать паломничество. Святые места были в двухстах километрах от моего города. Идти надо было по прямой трассе до самого города П, лишь там спрашивать дороги до нужной точки. Я знала, что родители никуда меня не отпустят, поэтому написала записку, оставила её в семейном альбоме (если решат обращаться в полицию, нужно будет фото пропавшей). Собрала рюкзак, как будто бы к бабушке в деревню, и отправилась в путь.
Поначалу идти было легко, даже интересно, но жарко. Асфальт на солнце нагревался так, что пятки чувствовали это даже через подошвы кед. Приоотовленной с дома воды хватило лишь на несколько часов. Зато есть вовсе не хотелось.

Я впервые поцеловала своего будущего мужа и сотня людей смотрела на это в оба глаза. Была весна, пели птицы. Я пела вместе с ними.
Мы читали друг другу клятвы о вечной любви, по моей щеке котилась слеза, он утирал ее большим пальцем. Люди смотрели и умилялись.
Я готовила курицу на ужин, резала салат, сервировала наш маленький деревянный столик с большой трещиной. Он ел, я прикладывала его руку к своему сердцу. Люди смотрели и улыбались.
Мы танцевали в узком коридоре вальс, развешивали совместные фото на обшарпанных стенах и поливали цветы. Люди смотрели и скучали.
А потом прогремела сирена. Началась война. А потом я спала одна. По вечерам шила себе платье из белой скатерти. Вернется милый - а я красивая. Дошила. Наряжалась вечерами и ждала. Люди смотрели и жалели.
А однажды в мой дом ворвались. Издевались на своем чужом языке. Били меня и сервизы свадебные. На колени поставили, заставили руки целовать. Платье мое разорвали. Выгнали так из дома. Из нашего дома. Я плакала. Люди не хотели смотреть.
Обидчики пир устроили в нашем доме. Ели, пили, танцевали. Был ноябрь. Я не чувствовала ног от холода. Враги уснули на наших простынях. Прокралась, заперла замки, вставила ставни в окна. Подожгла соломенную крышу в трех местах. Наш дом сгорел. Двери так и не открылись. Я грелась возле этого огня. Люди аплодировали и звали на бис.
Но опустились кулисы. Актерам пора по домам.

Однажды я сидела на подоконнике в общажном коридоре. Сидела довольно долго и было холодно. Я ждала, пока закончится любовный пыл у моей соседки по комнате и ее очередного мальченки. Ко мне подсел парнишка со шрамом на правой щеке и обаятельной ямочкой на левой. Через минут 7 разговора, мы изобрели какой-то свой язык, на котором все сложные вещи оказывались совершенно простыми. Описывая тогда свой любимый фрукт (манго), я буквально чувствовала его вкус и становилась сытой. Несколько тем спустя, мы решили путешествовать. Начать с малого и закончить где-то в Непале. Я зашла в свою комнату, под охи соседки собрала рюкзак, пшикнула за ворот ягодными духами. С парнишей встретились на выходе и отправились на вокзал. Взяли билеты на ближайшую электричку. Забрались в душный вагон, выбили места у окошек, всю дорогу слушали музыку, прекрасный на тот момент джаз. Я чувствовала себя бесконечно свободной. Рядом сидели старушки с пустыми корзинками и жаловались одна другой на здоровье. Станции объявляли неразборчиво. Доехали до конечной. Вышли в каком-то маленьком городке. Купили по расстворимому кофе и отправились гулять по улицам. Главная улица привела к реке. Начинался рассвет. Я мочила ноги в прохладной воде и была чистой абсолютно.

У Ивана есть тонкий белый шрам, который тянется от колена до самой пятки. Он получил его еще в детстве, когда в мальчишечьей драке противник резко махнул металлической проволокой и рассек Ивану ногу. Шрам остался красивый, как нить, которая сшивает между собой страницы книги.
У меня тоже есть парочка таких "украшений". На левом запястии три кружочка - папа тушил сигарету о мою руку, когда был пьян. На коленке шрам - упала с велосипеда, когда хотела грациозно проехать на одном колесе перед соседским мальчишкой. На правом локте - доставала котенка из обвалившевося вольера. На ступне- оттолкнулась от ракушки на дне моря, когда впервые уехала куда-то далеко.
Каждый шрам - это целая история. Когда я играла художницу, то пошла в школу изобразительных искусств. Мы рисовали с натуры. В студию зашла обнаженная женщина. Я не могла оторвать от нее глаз. Шрамы от кесаревого сечения говорили о том, что она мать еще красноречивее, чем немного обвисшая небольшая грудь. На ее запястиях были синяки. Возможно, ее кто-то "удерживает" дома. Мешки под глазами кричали об усталости. У нее были крепкие руки и ноги с немного вздутыми венами. Скорее всего, помимо работы натурщицей, она исполняла еще какой-то тяжелый физический труд, хотя сама женщина не больше воробушка. Одного мужского плеча хватило бы, чтобы закрыть ее от бед абсолютно всю. Но когда от дыхания вздымалась ее грудь, обнажались только ребра, похожие на архипелаги и синие сосуды, словно горные реки. Улыбка так и осталась взаперти.
Натурщица не сказала ни слова. И я долго не находила слов.
Шрамы бывают не только нательными.

Дома не была уже достаточно давно: то времени не было, то сил, то желания. Временами даже скучать переставала, особенно когда ничего плохого в жизни не случалось.А тут вот приехала и чем больше вижу родителей, тем больше по ним скучаю. Странно, не так ли?
У мамы до сих пор такой же вкусный сырный суп. Папа так же читает детективы за обеденным столом. Все так же телевизор вещает новости для фона. Первые несколько часов я искренне этим наслаждалась, а потом стало невыносимо грустно: так проходит жизнь. Год назад все стояло на тех же местах, пахло таким же освежителем, в машине играли те же песни.
Папа похлопал меня по плечу и сказал:
- Вам, молодым, жадным и голодным, кажется, что жизнь измеряется смелыми поступками, глобальными переменами, судьбоносными решениями. Ваша жизнь всегда делится на "до" и "после", хорошо и плохо. И это, конечно, правильно. Более того - Ваша тяга к действиям восхитительна! Одно меня огорчает - Вы никак не принимаете того, что можно жить по-другому и потому бесконечно страдаете, если жизнь вдруг перестаёт бить ключей.
У меня не было события прекраснее, чем встреча с твоей мамой. И нет в моей жизни достижения значительнее, чем воспитание детей. Но я счастлив, видишь? И живу в любви. Хорошо делаю свою работу, помогаю ближним, сажаю деревья, отправляю деньги на благотворительность каждую неделю, чтобы спасти жизнь того, кто совсем не обязательно станет Всемирно известным человеком.
Не все должны быть похожими на тебя, но и ты совершенно не обязана быть похожей на всех. Я никогда не буду сдерживать твоё движение, но если ты успокоишься - я обещаю научить тебя жить в этом спокойствии.

у меня есть друг на другом континенте.
я бледная, он - как будто в саже.
я моюсь гарячей водой, он - холодной.
я боюсь человеческой жестокости, он - укусов насекомых.
я получаю высшее образование, потому что оно есть у всех, он - потому что это единственный шанс чего-то добиться.
я хожу всегда в сером, он - сочетает желтые футболки с красными штанами.
у нас разные валюты в карманах, мы верим в разных богов, надеемся на разных лидеров, но это не имеет никакого значения, пока мы молимся за одну мечту.