Притворяйся, пока не станешь.
Моя последняя роль - слепой, ищущей себя, свой путь, свою любовь и свои свитера наощупь.
Дома как будто бы все знаю. Завязываю глаза и как будто в невесомости. Голова тянется к земле, как ошалелая.
Иду на кухню. Ударяюсь мезинцем (возможно удариться об угол стола каким-то другим пальцем вообще?). По звуку определяю холодильник, по памяти нахожу яйца.
Не понимаю, налила ли масла на сковородку. Шмякаю яйца - шипят вроде, хотя одно из них точно упало мимо.
По слегка горелому запаху понимаю, что готово.
Пробую - солила мимо сковородки.
Достаю свежий багет из Дедовой полки.
Он гораздо вкуснее с закрытыми глазами, попробуйте.

Всему хорошему, что ты хочешь пригласить в свою жизнь, надо освободить место. Хорошее не затащишь в забитую маршрутку. Хорошее ждет тут, в которой есть место у окна.
Так вот, если ты хочешь одно, а набиваешь свою маршрутку другим, может стоит сделать остановку и выпустить лишнее?

Все халаты у бабушки с большими карманами. Все, что ей Бог посылает - она берет с собой. Красивый камешек? В карман. Лечебная трава? В карман. Вишня доспела - в карман. Конфета осталась - тоже в карман. И ходит она всегда с этими полными карманами аж синяки на ногах понабивала, но ничего не выбрасывает. А вдруг понадобится? Даже дома на вешалке у нее висит ряд халатов и курток - все с набитыми карманами.
Однажды карман у бабушки порвался и оттуда, помимо всяких фантиков, сухоцветов, косточек и крошек, выпал маленький кокон. Выгревшись на солнце, из него появилась бабочка. Мы с большим интересом наблюдали, как она впервые потирает свои лапки и с трудом расправляет крылья. Взлететь у нее получилось не сразу, мне очень захотелось помочь, но бабушка сказала, что так она никогда не научится и я сдержалась. Вскоре бабочка улетела.
Бабушка зашила карман и первым делом положила в него разрушенный кокон.

вскоре мы оба стали худыми. его ребра напоминали горы, мои позвонки - бусины.
не знаю, на каком топливе мы тогда жили, но после длинного рабочего дня, нам почти всегда хватало сил танцевать на подоконнике, чтобы ненароком не перевернуть баночки с растворителем.
иногда к нам в гости приходил Авель - друг Марка. он был такой же худой, как и мы, но скрывал это слоями обьемной одежды. больше мы, казалось, ничем и не отличались.

Дед встает посреди ночи и несколько часов пишет письма маме. Потом крепко спит до самого утра.
Половину тысячелетия назад люди так и спали. "Первый" и "второй" сон - так это называлось. Только они, эти люди, в перерывах читали, болтали, занимались любовью или молились. Дед же изливает душу. Потому что спокойный сон приходит только в пустую голову.

Каждый вечер, изрядно уставшая, забираюсь к нему на колени, утыкаюсь носом в щеку и просто дышу. Ровно так, размеренно. Аж пока по голове не погладит. Тогда мурлычу, как кот.
Мы давно кота хотим, но нам с ним будет хорошо, а ему у нас - врятли. Краска и растворители на полу - не лучшая среда, знаете ли. Вот и не заводим.
- Я очень устала, Марк.
- Знаю, милая, знаю. Но, знаешь, если бы я рисовал тебя, то мешков под глазами у тебя не было бы.
- А что было бы?
Улыбается. Все, что касается его картин, даже не нарисованных, - его эндорфины.
- Я бы никогда не ограничился лишь одной твоей картиной. Ты - целая выставка. Потому что постоянно разная. Ты актриса, Лилит. И рано или поздно ты и сама это поймешь.

- Я бы не допустил ни одного нарцисса и близко к управляющим должностям. Лучше уж истероидов, чем нарциссов!
- Почему?
- Истероиды умеют сострадать.

Правильно театрально смеяться - смеяться диафрагмой.
Плакать - без слез. Быть всегда за секунду до.
Говорить - громко. Падать - камнем.
Меняться - быстро.
Выходить на поклон.

Одна из важных функций памяти - забывание.
Уметь забывать не менее важно, чем помнить.
Если бы я могла забыть каждое сказанное мне колкое слово так же легко, как помню таблицу умножения.
Если бы могла забыть, откуда взялся хронический фарингит так же точно, как помню слова любимых песен.
Если бы могла забыть жесткость волос тех, кому я не любима, так же быстро, как в память вьедаются их "ты хорошая, но".
Если бы моя память была тетрадкой: хочу - пишу, а хочу - стираю.
Я бы ничего о тебе не стерла.

думаю, папа меня любил. не смотря на то, что кроме одинакового ряда родинок над левой бровью у нас не было ни одного сходства.
но он меня любил. или по крайней мере не желал зла.
когда я была маленькой, он одергивал меня с дороги, если я выбегала на проезжую часть.
он написал мне на гипсе "не чеши, даже если очень сильно попрошу" и то же самое зеленкой на животе, когда болела ветрянкой. и оба раза сработало.
он ни разу не повелся на мой детский вопль. ни разу не дал мне то, что я просила. только, если "пожалуйста" и "для того, чтобы".
когда я была подростком, он разрешил мне попробовать и сигареты, и алкоголь, но при условии, что он сам мне их купит. и этот плод сразу перестал быть сладким.
он не заставлял меня приходить домой к девяти, не ругал за двойки, но и все мои ошибки оставались на мне. папа мог помочь только советом.
когда я отправила телеграмму, что бросаю экономический и выхожу замуж за художника, он выслал мне деньги на билет домой. а я приехала спустя два года уже актрисой. и он только пожал плечами.
папа любит меня. дети всегда такое чувствуют.

Я так радуюсь теплу от батарей и горячей воде. Плите и духовке. Исправному холодильнику и выкрашенным стенам.
Ах, если бы я раньше знала, что и в этом тоже есть счастье.

На каждом пальце левой руки - пр мозолю. На правой - ногти счесаны. Говорят, надо 20 часов, чтобы усвоить какой-то навык на начальном уровне. Мне эти 20 часов надо успеть за одни сутки.
Пой же, пой. На проклятой гитаре.

- Согласны ли вы, Лилит, стать законной женой Марка и быть вместе и в горе и в радости?
- Да. Согласна.

Выставка состоялась. Так много людей было, как в маршрутках по утрам. Кто-то смотрел сосредоточенно и качал головой. Кто-то перечитал все надписи на стенах от корки до корки. Кто-то пробовал мазки руками наощупь. Кто-то прохаживался по периметру и уходил, ничего не поняв.
Марк впервые был взволнован.

Каждое утро роюсь в газетах. Ничего нет. Опять ничего.

Марк сидит возле мольберта и ничего не рисует.
- Они ничего не поняли, да?
- Я не знаю. Разве ты делал это только для них, Марк? Десятки других все поняли. Даже больше, чем ты ожидал.
- Знаю. Просто не хочу умереть раньше, чем обо мне заговорят.

Дни идут. Приношу сырный суп, его любимый.
- Поешь, пожалуйста.
Отодвигает тарелку.

- Марк! Смотри! О тебе написали!
Марк хватает газету, пока ищет нужную страницу, разрывает ее пополам.
- Нашел!.. Гениальная задумка… Достойно часов времени, проведенного… Приглашаем в Ассоциацию…
Минута тишины.
- Приглашаем в Ассоциацию! Лилит, я - художник!
Мы прыгали по комнате от счастья аж пока не повалились ото сна.

Никогда ничему и никому не отдавай себя всю. Никто и ничто в этом не нуждаются.

На пятый день я забрела на рынок. Не такой, на котором зелень да платки, а серый и скользкий, как в фильме "Парфюмер". У меня урчало в животе и стерлись подошвы ботинок. Я зашла в центральный ряд и не увидела ни одного прилавка - все на земле, только под ноги смотри.
Женщины там мыли рыбу от крови в больших ведрах с мыльной водой и бросали ее на асфальт. Мужчины разделывали свежее мясо и отгоняли большими руками мух и собак от нарезанных кусков. Старики продавали кроличьи и лисьи шкуры. Именно так и хищник, и жертва оказываются во власти третьих лиц. А среди этого всего сидели девушки с букетами полевых цветов и дети с карамельными петушками. Запах ромашек смешивался с вонью потрохов и хотелось танцевать и плакать водночасье.
Я купила два яблока и сохранила косточки из их сердцевины. Посажу на заднем дворе. Яблоки были вкусные.