Не ищи себя, если не терял себя.

Два отличия между театром и кино, которые я поняла в первый же месяц:
- на сцене не будет шанса все переснять. если ошиблась - импровизируй и вписывай это в общую картину.
- в кино можно плакать. в театре - надо держаться "за секунду до" появления первой слезы. вроде и не плакать, но давать понять, что один лишний шорох из зала - и ты разрыдаешься. тогда все сидят, как мыши. тогда происходит таинство.

Сколько замечательных пьес мог бы написать наш режиссер, если бы жил вечно.
Нет, я не считаю, что все люди должны быть бессмертными. Иначе некоторые наделают неисчислимое количество зла. Но некоторые точно заслуживают вечности. Они и без страха смерти не будут откладывать важные дела на потом.

Все нас чему-то учат. Мальчик, который столкнул меня из качели, научил меня прикладывать подорожник к царапинам.

Жизнь нужно жить так, как будто ты в Цирке дю Солей.
Как будто ты заплатит уйму денег, чтобы попасть сюда.
Как будто все, что происходит вокруг, мечтает увидеть каждый.
Как будто каждый номер на сцене - шедевр. Ведь ты же не станешь смотреть в оба на акробатов и закрывать глаза на мимов? Это же пустая трата и времени, и денег. Это же потеря нового опыта восприятия.
Всю жизнь надо смотреть в оба.
Ею надо восхищаться. Смеяться, когда смешно. Плакать, когда грустно. Кричать, когда страшно. Но восхищаться каждой ее минутой. Аплодировать каждому номеру. Это и есть "всеприятие" - удел просвещенных.
Но помни - это твоя жизнь. Если ты хочешь сделать па - выходи на сцену и делай. Кто-то тоже будет смотреть на тебя с восхищением.

Бабушка была суеверной. Она никогда не подавала ничего через полгода, не мела двор после заката, не срезала ногти по понедельникам, не садилась на углу и не убирала крошки со стола голой рукой. Поэтому когда мне приснилось, что выпал зуб с кровью, она очень запереживала. Сон припал на 30 день лунного календаря, а значит еще месяц не должен был исполнится. Но бабушка начала готовиться заранее.
Я, еще ребенок, не придала этому особого значения, но бабушка стала ложиться на час позже и вставать на час раньше, делать зарядку и приводить в порядок дом, завела новый дневник и что-то усиленно писала после каждого приема пищи.
Она не умерла через месяц, нет. И даже не через два. Ее не стало через год. Она буквально сьела саму себя.
Десять лет спустя я прочитала ее дневник. Каждый новый день она искала в себе подозрительные симптомы, прощала с жизнью каждый раз, переходя дорогу, и вздрагивала от каждого шороха по ночам.
Я плакала над этим дневником трое суток. Этого сна простить себе было нельзя.

На восьмой день запутанный клубок в моей голове начал понемногу распускаться. Я не наделала много ошибок. Я бы не стала хорошим экономистом или юристом, как сильно бы мой отец этого ни хотел. Но я бы стала актрисой даже если бы мне отказались давать роль 50 раз к ряду. С этим я не ошиблась. Жизнь родителей после моего отъезда не поменялась. Только воскресения стали другими. А вот я стала свободнее. Еще одно правильное решение.
Город, жилье, театр - превосходные подарки судьбы. Везде я чувствую себя на своем месте.
Единственное, в чем я ошиблась - любовь мне нужна больше всего прочего. В 15 лет мы все как один твердили, что любовь - это химия, это глупость и умные люди не выбирают сердцем. Но теперь я выросла и понимаю, что будь у меня любимый человек, все остальное имело бы больше красок. Даже еда имела бы вдвое больше вкуса, если бы я могла ее с кем-то разделить.
Когда мы разошлись с Марком, я думала, что ничего, еще юна, еще не одна любовь будет на моем пути. Но оказалось, что если все у меня еще и впереди, то где-то очень далеко. И это сравнимо с тем, как идти в пустыне без воды: ты знаешь, что у песков, как и у всего на свете, есть конец, что где-то впереди обязательно есть вода, но у тебя нет никакой уверенности в том, что ты доберешься к источнику живым, что единственный источник, к которому ты мог дойти пешком - это тот, из которого ты уже напился и пошел дальше.
Мне, как и любому человеку, нужна любовь. Нужен равноценный обмен любви: отдавать и получать, оставаясь в гармонии.
И на восьмой день я решила искать эту любовь любой ценой.

Мы танцевали на берегу. Я была босая и колючая трава впивалась в мои ступни. Но я не подала виду. Потом Катя надо мной смеялась, сказала, мол настоящая женщина выразила бы свое нежелание топтаться по сорняках напрямую и мужчина бы ее зауважал. А я мол то ли женщина ненастоящая, то ли дурочка просто.
"Зато счастливая" - подумала я, ничего не сказав в ответ. Эндорфины блокируют сигналы болевых рецепторов на уровне спинного мозга, не давая импульсу распространятся.

Бабушка часто говорила мне о том, что нужно отдавать больше, чем ожидаешь получить. Мир не посылает с лихвой тем, кто переполнен. Он вознаграждает тех, кто оставляет в себе пространство для нового.

Я сидела и жалела себя. Такое бывает, знаете, когда одна мелкая лажа окончательно перевешивает чашу весов и все эти лажи скопом падают тебе на голову.
- Кто-то умер?
Арчи сидел напротив меня на подоконнике и жевал бутерброд с колбасой и сыром.
- Нет.
- Ты умираешь?
- Нет.
- Ты голодна?
- Нет.
- Холодно?
Он издевается?
- Нет.
- Тогда не реви. Сейчас не Холокост и мы в нем не евреи. В мире много горя, нищеты и боли. И, возможно, что-то из этого нам еще предстоит оплакать. Но сейчас не тот случай. Не начинай войну внутри себя, иначе рано или поздно она начнется вокруг тебя. И если бы все это поняли… У каждого был бы сейчас бутерброд с колбасой и сыром для себя и для своего ближнего. У меня такой есть. Хочешь?
Арчи был и остается прав. Прав, мудр, красив и его фирменное блюдо на все времена - бутерброд с колбасой и сыром.

Вместо того, чтобы топтать землю по кругу, иди вверх.
.
Почему люди, у которых все в норме, продолжают быть несчастными?
.
Как увеличить время в сутках?
.
Где зимуют раки?
.
В чем смысл жизни?
.
Как согреться без обогревателя?

На пятый день я натерла два огромных мозоля и шла уже босиком. Но к моему удивлению, идти стало легче - ноги привыкли к нагрузке. Я стала замечать людей вокруг себя и в большинстве своем они не были злыми. Никто на меня не нападал, не пытался украсть мой рюкзак или чем-то обидеть. Я зашла в маленькую кафешку позавтракать и села за столик у окна. До меня там ужинала влюбленная пара и за ними еще не успели убрать. Я попросила оставить все как есть. В том числе крошки. Просьба странная, но с клиентами не спорят. Мне хотелось зарисовать это. Зарисовать то, как в одной чашке на дне из гущи остался силуэт какой-то птицы. Как на салфетке, будто печать, розовая губная помада и шоколадные крошки. Как красиво надломано печенье на одной тарелочке, и как начисто выедено пироженное на другой.
Я сидела и воображала, о чем могли говорить эти влюбленные. Держались ли они за руки. Как давно они вместе. Я спросила у официантки и она сказала, что это были молодые люди лет 25 (я так и подумала, ибо в таком возрасте женщины и могут есть по полпеченьки на завтрак, чтобы не испортить фигуру). Она - маленькая и светлая, он - большой и темноволосый, с глубоким шрамом на руке. За руки не держались, но улыбались даже когда жевали.
Мне так захотелось стать кем-то из них. Хоть на день. Мне так захотелось любви.

В первый день я прошла около 25 километров. Вышла на рассвете и пошла в ту сторону, где зеленый свет загорелся раньше всего. Я шла и думала о том, где буду ночевать, что есть, что делать, если кто-то решит начать и ограбить меня, рассчитывала на сколько дней мне хватит денег и прикидывала, когда порвутся мои кроссовки.
Так я шла и не замечала, что творится вокруг меня. Сменялись улицы, дома, люди, я видела это на переферии, но все, что я могу вспомнить об этих километрах - мои кросовки были еще белыми, а дороги еще с брусчаткой, а я сама несла не 8 кг вещей в рюкзаке, а целую тонну опасений. Поэтому первые 25 км дали мне только насладиться своими страхами, оставить все как есть. Я не помню, что заказывала в кафе, не помню, понравилось ли мне, не помню, кто сидел за соседним столиком, не помню, оставила ли чаевые. Я сидела и высчитывала, сколько мне нужно калорий в день, чтобы не свалиться с ног на пятые сутки. И в этом, конечно, тоже был свой смысл.
В первую ночь я остановилась в небольшом хостеле на окраине города. Как странно, что я жила тут уже несколько лет и до сих пор не была на этой окраине. Дома тут были старые и низкие, совсем не такие, как в центре. Я записала об этом в свой дневник, закрыла дверь в комнату на ключ и подперла тумбочкой. И больше за тот день я ничего не вынесла.

Длительный стресс способен поселить в вас сильную тревогу. Это не обязательно панические атаки, не обязательно отключки. Амигдала бдит и не дает расслабиться. Ни бить, ни бежать. Из тупика только один выход - повернуть назад.
После всего, что случалось, я боюсь всего, что еще не случилось. Болезней, насилия, террактов и прочего. Даже вслух произносить это боюсь. Даже думать об этом боюсь, чтобы Вселенная не восприняла это как желание.
Сижу и боюсь. Стою и боюсь. Лежу и боюсь.
И только ты приходищь - весь бой и грохот в голове стихает. Нос - к щеке. Щека - к плечу. Рука - к руке. И это затишье - бесценно.
Но и это тоже тупик. Руку приходится отпускать. И снова ждать
Бояться

Не хочу, чтобы кто-то знал, что я так скоро их покину. Пусть все идет своим чредом. Недосказанное остается несказаным. Это я планирую закончить все свои дела, но других это не касается.
Хочу, чтобы это было приятным сюрпризом для всех. Ну или просто сюрпризом. Хотя сама по себе ситуация и не хорошая, и ни плохая. Все зависит от того, как ее воспримут.
Хочу, чтобы потом, когда все уже будут знать, устроили вечеринку. Да, именно вечеринку в мою честь. Чтобы все сидели на больших мягких подушках, пили мой любимый малиновый чай и, передавая гитару из рук в руки, пели песни. И чтоб обязательно всем было тепло.