сегодня чай снова обрел свой вкус. сегодня снова сняли красивый сервиз из полки, дабы пить из хрустальных чашечек, оттопырив мизинцы. Лилит вернулась - все стало на свои место. у нее не было всяких там дорогих вещей - они без надобности. но было у нее три сервиза, которые когда-то достались ее родителям в подарок на свадьбу. но как-то так заведено, что пить надо из "обычных" чашек, а сервизы хранить как статуэтки в серванте. поэтому родители не слишком возражали, когда Лилит забрала эти наборы с собой. так вот один сервиз, с красными цветами и золочеными ручками, она доставала для чаепития с ррдными и друзьями, другой, с аристократичными узорами и объемными элементами, - для гостей, а третий, ослепительно белый с большими ласточками на заварочном чайничке и маленькими на чашках, для того, чтобы пить чай в одиночестве. Лилит очень любила чай. особенно фруктовый, с кислинкой.
так вот еще до того, как она вошла в дверь, Иван залил заварку кипятком.
Лилит ездила к себе домой, в родной город, к родителям. она давно там не была и известие о смерти ее далекой родственницы тетушки Анны стали причиной ее срочного отъезда.
- я, знаете ли, была поражена. таких роскошных похорон я еще никогда не видела, хотя и редко бывала на таких трагических событиях. моя мама выглядела очень маленькой в своем черном одеянии и как только началась процессия, как по щелчку, начала плакать и закончила только тогда, когда мы вышли из ресторана, где был поминальный обед. там играли классическую музыку и мне это показалось весьма неуместным. не все, под что нельзя поставить ритмичный танец, обязательно должно быть о смерти и страдании. Моцарта, к примеру, всем известно, советуют слушать малышам. но никак не на похоронах. но дело вовсе даже не в этом. нам подавали красную рыбу, печень трески, но мне понравились только сухари, которые приносили во время смены блюд. все по очереди говорили что-то о том, каким прекрасным человеком была моя тетушка, но я практически ничего о ней не помнила, кроме того, что когда-то в детстве я любила ходить по дому в ее больших лаковых туфлях. но слово предоставили и мне. я встала и сказала, что мне очень жаль, что тетушка Анна умерла в это прекрасное время, когда нет ни войны, ни голода, ни землетрясений, когда, как говорится, жить бы и радоваться. но и в любое другое время мне было бы так же очень жаль. потому что нет ничего прекрасного в том, что человек больше не может ни радоваться, ни печалиться, но прекрасно то, что человек оставляет по себе след… и тут меня перебил какой-то мужчина в сюртуке, с уложенными усами и громадным перстнем на правой руке и сказал, что я, как особь несерьёзная, не имевшая никакого отношения ни к бизнесу, ни к политике, в силу своей человеческой структуры, воспринимаю смерть как что-то будничное, само собой разумеющееся. и нечего им, людям высоким, удивляться тому, что я не могу по достоинству оценить случившееся. и все подняли бокалы. а я, знаете, согласна. ну, то есть, я понимаю, что это безгранично больно терять родного человека. но эта боль - ничто в масштабах Вселенной, к примеру. все люди рано или поздно умирают, это закономерно и это просто надо пережить. но вот если бы случился какой-то ужасный катаклизм и умерли мы все, разве имело бы значение, в каком ресторане это стоило бы помянуть?

Дед стучал зубами, преодолевая длинный путь, выложенный брусчаткой. а после стиснув эти же зубы, решил воспользоваться общественным транспортом. когда подъехал нужный трамвай, Дед выглядел крайне растерянным, потому что забраться человеку в коляске на эти высокие ступеньки крайне тяжело, особенно, когда удерживаешь на коленях букет прекрасных цветов.
Дед стоял перед открытой дверью, загораживая путь и люди обходили его, не скрывая негодования. и трамвай уехал.
за ним подъехал автобус и теперь уже Дед попытался ухватиться руками за поручни, но смог только приподнять свое тело с коляски и плюхнутся обратно. дверь закрылась.
когда тот же трамвай сделал круг и вернулся обратно, Дед почувствовал, как его коляска приподнимается на задник колесики. высокий худой юноша в клетчатой рубашке наблюдал за неудачами Деда, покуривая тонкую длинную сигарету. он спросил: "куда путь держишь, всадник?", намекая на "железного коня ". Дед, растерянный, но счастливый, на весь трамвай заявил: "сегодня премьера в театре! я почетный гость. моя подруга играет слепую женщину". юноша улыбнулся. а на нужной остановке помог Деду выбраться, пожелал удачи и перешел на другую сторону улицы. вероятно, он никуда не собирался уезжать из того места, где встретил Деда. но настоящие поступки часто совершаются вопреки нашему привычному плану действий.

тихо вечер спадает на плечи и плечи падают вниз. я так долго держала спину прямо, что на каком нибудь фестивале мне бы точно дали гран-при за осанку.

я наконец-то дома. действительно дома. не на съёмной квартире, а тут, где я родилась и выросла. не была тут еще с середины августа. все дел каких-то много, якобы "важных" встреч с какими-то совсем неважными людьми.
но суть не в этом. а в том, что я таки приехала, никому ничего не объясняя.
я купила большой киевский торт в рошене, целый пакет сладостей, свитер папе, шерстяные нитки бабушке, связку книг с большими буквами для дедушки.
а меня дома ждал букет моих любимых цветов. давно ждал. безсмертники умеют дожидаться, к счастью. и папа.
он смешно ест тортр руками, он всегда разливает чай, после него всегда куча крошек на полу. но пока ни один мужчина не трогает мое сердце больше, чем этот седой и с пивным пузком.
я люблю тебя, папа.
и рада, что мир не ограничен шумной столицей. есть и родные места. пусть в них и не бывает горячей воды.