сейчас кажется, что все хочу, но ничего уже не могу.
еще вчера было в точности наоборот.
была в Пинчуке на днях. там в одной из комнат на полу решетка, на ней - огромная глыба льда. это - вечная река. такая же "вечная", как я. и вы, возможно, тоже. мечусь из воды в лед. то для всех, то только для себя одной. то работаю 24/7, то с постели вылезти не могу. а меж тем какой-то процент испаряется. и в мое русло больше никогда не вернется.

люблю обниматься, но только крепко-крепко. остальные обьятия - лишь иллюзия близости.
все, кого люблю, ходят "обьятымы".
все, кто любит меня, меня обнимают.

не хватает разговора с незнакомым попутчиком
со знакомыми уже наговорились

сегодня узнала о своей аллергии на пчелиные укусы и любви к черничному элю

в нашем с Дедом семейном кругу есть шутка о том, что я даю людям все, что им нужно.
театр редко кого кормит, поэтому у нас все зарабатывают где-то еще. кто уличным музыкантом, кто тату бьет, кто страховки оформляет.
а я работаю в пекарне. продаю людям хлеб.
в в театре - зрелища.
хлеб и зрелища - все, что я могу дать людям.

- если продать только все юбки твоей мамы, можно купить квартиру какой-нибудь молодой семье. или зубы десятку другому стариков вставить. или помочь кому-то излечиться от рака. вот скажи мне, разве ради этого нельзя ходить в штанах или платьях? - бабушка размачивает пряники в чае, чтобы их можно было "откусывать" языком, а не зубами. зубы у нее еще есть, конечно, но она из страшно бережет.
- наверное, можно.
- можно, конечно. только откажись она от юбок, все деньги пойдут на платья.

как разобраться в современном искусстве за 5 ночей и не стать свободным от рамок художником?

в третьей комнате слишком светло и стерильно чисто. так светло, что после подвального мрака глаза выедает напрочь. иду вперед почти наощупь и натыкаюсь на стекло. глаза начинают привыкать. перед стеклом красная лента, как в зоопарке и табличка "не дразнить". мне захотелось отступить назад. за стеклом в метрах пяти от меня - клетка. в клетке - еще одна клетка. а в ней - женщина. вместо одежды на ней пакеты. обычные пакеты, которые мы выбрасываем. женщина большая и прутья, из которых сделана клетка, впиваются ей в бедра на несколько сантиметров вглубь. я снова ступаю вперед, пытаюсь разбить стекло кулаком. она не обращает на меня внимания. стучу сильнее и сильнее, я должна освободить хоть кого-нибудь. женщина пугается меня и вдавливается телом все сильнее в прутья клетки. останавливаюсь, показываю жестом, что все в порядке, я с добром. она протягивает между прутьями руку ко мне. в руке видно горсть фантиков от конфет. женщина разжимает кулак. фантики падают, ну ладошке остается большое " спаси-бо".
свет резко гаснет, слышны насмешки. открывается следующая дверь.

С 12 до 18 каждый день мама готовится к ужину. Она красиво сервирует стол, выкладывая все новые и новые фигуры из салфеток, начищает до блеска ложки и вилки, декорирует блюда, мастерство композиции из цветов по центру стола, наряжается сама и следит, чтобы народилась я. Мы садимся за стол всегда ровно в 18. В ведерке со льдом всегда есть вино, хоть его и редко открывают, но "а вдруг хорошие новости". Из другой комнаты еле слышно классическую музыку. Мама мечтает о патефоне и виниловых пластинках в столовой.
- Лилит, выпрями спину, - мама вытирает уголки губ салфеткой медленно и аккуратно.
Я крошу себе на платье. Почти что специально.

В шторм купаться не советуют, но и запрещать никто не стал. Мол, есть голова на плечах - значит пользуйся.
Волны мотали мною, как выброшенным пакетом и пока толстопузые дядьки весело подпрыгивали, заменяя скалы, я уже еле гребла в сторону берега. Это кажется, что ты всегда успеешь позвать на помощь и это кажется, что все вокруг понимают, как ты барахтаешься да только ждут, что позовешь. После третьего соленого глотка нету звука в груди, чтобы звать кого-то.
Я плывла вперёд - волны игриво заносили вглубь и накрывали с головой. Никакого дна под ногами. Руки сдались первыми. Расслабиться и ждать пока вынесет? В панике и слова такого нет.
Выплыла, сплюнула, огляделась - ещё и платье сперли. Шла домой, свеча ребрами, ибо солнце проходит насквозь.
Жива и прекрасно.
А на помощь надо звать вовремя. Пока ещё звучишь.

- И теперь мы взаправду всегда будем вместе? И в радости и в горе?
- По крайней мере, будем думать, что так.
- А стараться будем?
Марк посмотрел на сплетение наших рук.
- Будем, если сердце велит.

Пришли в большую пустую комнату на 11 этаже. Свет - от одной лампочки, включаемой веревочкой и большие окна в пол. Солнце ложится - и ты ложись. Мир встаёт - и ты просыпайся. Никаких занавесок.
Марк достал матрас, накинул на него простыню и пошел в другой угол комнаты ставить чайник.
- Тут и будем жить. Знаю, не хоромы, но пространства много и злых хозяев нет.
Главное, чтобы в такой пустоте злой хозяйкой не стала я.

Чай вкусный, разговоры тёплые, вид из окна стоит миллиона долларов, любовь держит глаза прикрытыми.
Я вставала с Марком на рассвете и пока солнце, подобно зажигалке, разгоралось под щелчки трамваев, танцевала меж разбросанных по полу красок и эскизов. Завтракали свежим хлебом и растворимым кофе без сахара, соприкасались пятками и большими пальцами ног.
Утро всегда было добрым, даже если кожа ежилась от холода.

В детстве я очень хотела обои с звёздами, которые светятся в темноте. У моей одноклассницы из обеспеченной семьи вся комната была обклеена такими. Увидеть их ночью было мечтой, но в гости с ночевкой никто меня не звал.
Спустя год мама поклеила у меня в комнате на потолке синие обои с большими жёлтыми звёздами и мы вместе сидели на полу с чашками горячего чая и ждали, пока стемнеет.
Сейчас я уже не жду с восторгом ночи, чтобы увидеть звезды, но обои не сдираю до сих пор.

Секрет счастья совсем не в избегании бед, но в преодолении.

Когда я заболела и мне долго не становилось лучше, бабушка молилась, а мама впихивала таблетки в печенье, чтобы я не сопротивлялась. Что-то из этого мне помогло. Я до сих пор не болею.

Будем жить вдвоём наедине. Вместе ходить за продуктами, готовить и есть. Вместе устраивать творческие беспорядки и вместе раскладывать все по местам. Вместе гулять и вместе сутками не выходить из дома.
Я буду целовать твои родинки, особенно те, которые на щеках и пальцах. Буду напоминать обо всяких мелочах, а ты мне - о главном: "не забудь посылки забрать", "твои книжки на подоконнике " и "не бывает счастливой жизни, бывают счастливые дни", "по пустякам смеются, а не плачут".
Мы будем смотреть фильмы с тарелкой большой средой черешни от моей бабули и пить вино твоего отца. Будем бегать по утрам и наедаться наночь.
У нас будет все, но завтра. А сегодня есть только мы сами.

Тут у бабушки жили как будто очень много лет назад. Редко у кого была плита, зато у всех без исключения - печи. Все готовили в печи утром и вечером, а поскольку бумаги на розжиг не напасешься, делились друг с другом жаром. Бывало, будила меня бабушка рано утром, когда видела у соседки дымок из дымохода, давала крышечку глиняную от горшка и "Иди к баб Сане попроси жару". А потом и к нам приходили просить.